* * *
Упал обвал с горы высокой,
Взвивая кверху снега пыль.
Погреб стоянки и дороги, —
И хохотал, и пел, и выл:
«Я безудержная стихия!
Уничтожаю все подряд!
Во мне большая скрыта сила!
И я не признаю преград!»
Но нет — все это лишь бахвальство.
Нет силы больше Божьих сил.
Любое погибает царство.
Бессмертия нет, и не проси.
Бахвал куражится от страха,
Ведь он исчезнет без следа...
Упал обвал — совсем не странно,
Упал он в бездну, в никуда.
* * *
Не дается главного распутать.
Видит мало заключенный в клеть.
Все решает за тебя секунда:
Жить еще иль сразу умереть.
Как все непонятно, как закручено.
С неба протрубят — не протрубят.
Над тобой летает птица-случай,
Клюв кривой нацеля на тебя.
Дал Всевышний новый день и радуйся,
Мог бы Он тебе его не дать.
Снова летний луг играет красками,
И о мраке нечего гадать.
ТЕМ, КТО РОССИЮ НАЗЫВАЕТ «ЭТА СТРАНА»
«Эта страна» — «В этой стране» —
Вещает сытый, круглолицый.
Успел влюбиться в заграницу,
Цивилизованный вполне.
Как будто не в России жил —
Приехал из далекой дали,
Ему Россию навязали,
И возмутился, заблажил.
«Эта страна» — моя страна.
Она его кормила тоже,
Румянец на холеной роже
Ему преподнесла она.
* * *
На каждого навален груз,
И все мы — одиночки.
И каждого бьет ветер в грудь,
А под ногами — кочки.
Поверь, я рад тебе помочь,
Но от двойного груза,
Мне будет самому невмочь
И разошьется пузо.
Ну, пошагали, е-мое! —
Любуясь непогодой...
Да, каждому нести свое
Отпущено природой.
* * *
Волну он и листву разбудит,
И до земли наклонит рожь.
Но разве ты его осудишь?
И в этом разве упрекнешь?
Он от тепла, он от мороза,
И зло несет он не со зла.
Природою таким он создан,
И свет его таким узнал.
От этой пляски, от смятения
Страдают рощи и поля,
Страдают малые растения,
Притихнуть, замолчать моля.
Да, он притихнет, несомненно,
И в этом не его вина.
Как холоду тепло на смену,
Так сменит бурю тишина.
* * *
Да разве нового что скажешь?
И нарисуешь на холсте?
Все тот же лес, все та же степь,
Ну, разве что с добавкой сажи.
Ты можешь формою играть,
Слова корежить до предела,
Но белое все будет белым
И совершенно черным грач.
И звезды те же над тобой,
И неба голубые своды,
И нет, и не было свободы,
Пока не разлучён с землей.
* * *
Какие чудные снежинки!
Какой они узор плетут!
Но только грязные тропинки,
Но только сырость там и тут.
Стоят забрызганные кочки —
Ветрами спутана трава.
Кому-то радостные строчки,
Кому-то грустные слова.
Снежинки падают и тают,
А вслед им новые летят:
Какая живопись простая:
Находок мир, страна утрат.
И мы идем по грязи жидкой
Во взглядах грусти не тая.
«Гляди — летит моя снежинка,
А та, что рядышком, твоя».
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.